Интеллект без собственности

(Впервые опубликовано – октябрь 2007)

Если полезные идеи ограждают от людей, значит, кому-то это надо. Но только не обществу.

В экономике, точно так же, как в физике или химии, самой престижной наградой давно уже принято считать Нобелевскую премию. Злопыхатели, правда, непременно норовят подчеркнуть, что в завещании Альфреда Нобеля не было никаких упоминаний про экономику, и денег на поощрение этой области им не выделялось.

Премия для экономических наук действительно была учреждена лишь в 1969 году – Банком Швеции в честь 100-летия Нобеля. Но что это, собственно, меняет, коль скоро и лауреатов ее выбирает тот же самый Нобелевский комитет, и размер у награды такой же, как у остальных?

Церемония вручения всех премий лауреатам проходит в Стокгольме 10 декабря каждого года, и на этот раз главную награду в области экономики получают, как уже известно, три американских профессора: Леонид Гурвич, Эрик Мэскин и Роджер Майерсон. Как сказано в решении шведского Нобелевского комитета, ученые награждены «за основополагающий вклад в теорию построения экономических механизмов» (или ‘Mechanism design theory’ на языке оригинала).

Эта теория, созданная 90-летним патриархом Гурвичем и существенно развитая впоследствии более молодыми Мэскином и Майерсоном, дала науке новый интеллектуальный инструментарий для широкого анализа экономики – не столько с точки зрения увеличения прибыли и расширения рынка, сколько с позиций роста благосостояния общества и разнообразных механизмов стимулирования социального прогресса.

В стандартные экономические теории не так просто, скажем, включить постоянную заботу о чистоте воздуха и окружающей среды, а в теорию построения экономических механизмов подобные вещи входят органично и естественно.

Помимо всего прочего, работа новоиспеченных нобелевских лауреатов имеет много пересечений со сферой инфотехнологий. Например, экономисты Гарварда (где в 1970-е готовили свои докторские диссертации Эрик Мэскин и Роджер Майерсон) в настоящее время тесно сотрудничают с учеными-программистами Делфтского университета, развивающими технологии пиринговых файлообменных сетей. Теория построения механизмов здесь приложена к оптимизации работы BitTorrent, помогая простимулировать наибольшее количество участников сети к активному участию в разделении ресурсов.

Но особого упоминания, несомненно, заслуживают исследования, которые один из нобелевских лауреатов, Эрик Мэскин, не так давно проводил в области защиты интеллектуальной собственности применительно к сфере инфотехнологий, с особым упором на патенты для программного обеспечения.

Мэскина, в частности, заинтересовало, каким образом такие индустрии, как софтверная, компьютерная и полупроводниковая – для которых исторически характерна слабая патентная защита изобретений – сумели оказаться столь динамичными и новаторскими? Ведь традиционная экономическая наука по сию пору продолжает учить, что быстрый прогресс и расцвет инноваций обеспечены лишь там, где новаторов стимулируют надежной правовой защитой их изобретений.

Мэскин же и его коллеги показали, что рынок программного обеспечения (и смежные с ним секторы) – это такие области, где инновации имеют тенденцию быть последовательными и комплементарными. Другими словами, «последовательность инноваций» означает то, что они строятся в тесной связи с работами предшественников. А «комплементарность», соответственно, означает, что новаторы могут прокладывать множество различных маршрутов к одной и той же цели.

В условиях таких рынков, по заключению ученых-аналитиков, патенты практически никак не стимулируют прогресс, а вовсе наоборот – начинают выступать в качестве стен и барьеров, препятствующих инновациям.

Для подтверждения своих выводов экономисты выстроили достаточно простую модель, наглядно демонстрирующую, каким образом в динамично развивающейся индустрии патенты могут сокращать общий объем инноваций и, соответственно, негативно отражаться на социальном благосостоянии.

Обширный проверочный материал для этой модели предоставил естественный эксперимент, который происходит в мировой экономике с тех пор, как патентную защиту начали распространять на программное обеспечение в 1980-е годы. Стандартные аргументы науки предсказывают, что интенсивность и продуктивность исследований-разработок должны нарастать среди фирм, практикующих патентование.

Однако, как показала жизнь (и предсказывает модель Мэскина), такого наращивания в действительности не происходит [«Sequential Innovation, Patents, and Imitation» by J.Bessen and E. Maskin, January 2000, www.researchoninnovation.org/patent.pdf ].

Иллюзия пользы

Как уже сказано, стандартная экономическая теория интеллектуальной собственности утверждает, что закон должен определять границы и обеспечивать защиту прав собственника ради того, чтобы стимулировались и поддерживались инновации. Ибо без такой юридической защиты, полагает теория, у творцов нет стимулов для вкладывания сил и средств в новаторские работы.

Грубо говоря, зачем вообще разрабатывать что-то новое и вкладываться в продвижение идеи, если знаешь, что ею воспользуются конкуренты без каких-либо юридических последствий? А потому, если закон об интеллектуальной собственности не защищает новые идеи, стандартная теория уверенно предсказывает обществу вялые и медленные инновации.

С другой стороны, в мире известно несколько областей, где в значительно более отчетливом виде, чем в инфотехнологиях, традиционно не принято пользоваться юридической защитой интеллектуальной собственности, а инновации там вне всяких сомнений не только не увядают, но и бурно процветают.

Ярчайшие примеры тому – миры моды и кулинарии. С точки зрения права эти индустрии попадают в специфическую область, которая у юристов получила название «отрицательное пространство интеллектуальной собственности» (IP’s negative space). Так ныне именуют всякую сферу человеческого творчества, где неприменимы традиционные методы защиты интеллектуальной собственности (ИС).

Ныне в целом уже имеется понимание, что ученые-правоведы очень многому могут научиться, изучая такие «загадочные» отрицательные пространства. Хотя бы потому, что динамика развития в индустриях с малым уровнем защиты ИС может давать богатую информацию о природе ИС вообще и о смысле ее защиты, в частности, для куда больше обсуждаемых отраслей с высоким уровнем охраны.

Например, на этих путях можно отыскивать четкие механизмы, которые сами поддерживают инновации без затрат и сложностей, присущих традиционному законодательству об интеллектуальной собственности. Поэтому ученым очень интересно, как широко эти альтернативные механизмы можно было бы применять в других областях индустрии и творческой деятельности.

В мире моды, к примеру, где новые покрои и фасоны не патентуются, исследователи не так давно вплотную занимались изучением «тайны процветания» и объяснили ее примерно так.

Ведущие дизайнеры фэшн-индустрии в действительности сами хотят, чтобы их модели были скопированы. Причем чем больше будет копий, тем лучше. В результате этого модельеры хай-фэшн получают гарантированные преимущества и выгоды для своих новых разработок из-за «вынуждаемой устарелости» предыдущих моделей (принцип ‘induced obsolescence’).

По мере того, как новые модели опускаются по ступеням статусной пирамиды моды, они становятся «старомодными» и сами порождают спрос на более современные хай-фэшн модели с вершины, подпитывая цикл непрекращающегося спроса. Уже в самой этой динамике – независимо от того, правильно она понята теоретиками или нет – можно увидеть мощнейшее опровержение для базового постулата традиционной экономической теории об интеллектуальной собственности.

Контр-пример из реальной жизни, так сказать, максимально наглядно иллюстрирующий, что для неиссякаемого фонтана инноваций вовсе не требуется никакая защита интеллектуальной собственности.

Еще одно интересное «отрицательное пространство ИС», в последнее время подвергшееся пристальному изучению правоведов экономики, – это мир магов-иллюзионистов. По своим масштабам и степени воздействия на умы или кошельки людей эта область абсолютно несоизмерима, скажем, с миром моды. Но и здесь творческие люди тоже каким-то образом вполне успешно справляются с обеспечением постоянных инноваций и при этом находятся сильно в стороне от правового поля, накрытого законами об охране интеллектуальной собственности.

Джейкоб Лошин, молодой ученый-юрист из Школы права Йельского университета, подготовил любопытную работу о защите ИС в среде фокусников-иллюзионистов [«Secrets Revealed: How Magicians Protect Intellectual Property without Law» by Jacob Loshin, July 2007, papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=1005564].

Если излагать предмет формально, магические трюки иллюзионистов – это разновидность технологии, опирающаяся как на специальную аппаратуру, так и на особые технические приемы для того, чтобы намеренно вводить публику в заблуждение относительно реально происходящего.

Как и в любой другой технической области, инновации здесь в большой цене, а люди, практикующие данное занятие, как правило, ищут пути, чтобы заработать на своих изобретениях. И им, как известно, реально удается это делать, но, как подчеркивает Лошин, практически не прибегая к законам об охране интеллектуальной собственности. Хотя мир иллюзионистов по своим ключевым параметрам, строго говоря, вполне подпадает под давно уже наработанные для защиты интеллектуальной собственности механизмы, вроде коммерческой тайны или патентов на изобретение.

На деле же практикующие фокусники чрезвычайно редко прибегают к подобным средствам защиты. Казалось бы, патентование трюка выглядит совершенно очевидным решением: патенты накрывают новые устройства и методы, а это именно то, чем является большинство магических технологий. Более того, некоторые классические трюки, вроде распиливания человека в ящике на части, действительно запатентованы, причем очень давно.

Защита коммерческой тайны тоже приложима здесь вполне очевидным образом: подробности того, как именно выполнять тот или иной трюк – это ценная коммерческая информация, тайну которой изобретатель вполне может официально защитить.

Однако бесспорно, отмечает Лошин, что подавляющее большинство иллюзионистов полагает патенты и коммерческие тайны явно неподходящими для их дела. Главных причин тому называется три.

Во-первых, значительная часть ценности всякого трюка в том, что зрители не могут понять, каким образом это делается; однако любой патент должен в подробностях разъяснять суть изобретения.

Во-вторых, эффектные фокусы по давней традиции являются предметом тщательной «обратной инженерной разработки» для коллег-конкурентов по цеху, которые внимательно, многократно и из разных точек зала наблюдают, как выполняется неведомый прежде трюк. А затем экспериментируют, пытаясь повторить увиденное. Естественно, никакие официальные заявления о коммерческой тайне не способны воспрепятствовать подобной «обратной разработке» фокусов.

В-третьих, в среде иллюзионистов существует нечто типа ментальности цехового братства, согласно которой знанием профессиональных хитростей можно делиться с коллегами, но нельзя раскрывать их публике. Подобное цеховое мышление не так-то легко воплотить в рамках текущего законодательства – коммерческую тайну надлежит тщательно защищать, а потому ее никак нельзя передавать по случаю в рамках нечетко определенного «сообщества магов».

Результатом подобной постановки дела становится то, что сам цех защищает свои секреты через наработанные за долгое время социальные нормы. Вас без проблем примут в гильдию, если вы демонстрируете свое профессиональное мастерство и следуете принятым здесь правилам, но вас быстро изгонят и подвергнут отлучению, если вы нарушаете кодекс поведения.

Например, если вы делаете «разоблачительную» передачу на телевидении с раскрытием секретов о том, как именно выполняются те или иные популярные трюки. (Для общеизвестных фокусов, без труда осваиваемых даже маленькими детьми, обычно делается исключение.) Вся эта система функционирует весьма неформально, но, тем не менее, достаточно эффективно.

Статья Дж. Лошина демонстрирует то, как сообщество магов разработало уникальный набор неформальных норм и санкций в отношении нарушителей. Благодаря этому здесь вполне успешно удается защищать интеллектуальную собственность, не прибегая к букве закона.

По мнению автора, это приводит к несколько парадоксальному, на первый взгляд, выводу. В мире иллюзионистов инновации реально нуждаются в понятии интеллектуальная собственность. Но здесь это вовсе не означает, что нужны законы о защите интеллектуальной собственности.

Всякий механизм эффективной саморегуляции интересен в первую очередь тем, насколько его можно применить и в других областях, распространив пошире на жизнь общества. По мнению принстонского профессора Эда Фелтена, известного эксперта по проблемам интеллектуальной собственности в области инфотехнологий, специфический мир магов-иллюзионистов в этом отношении не слишком привлекателен.

В этой среде, скажем, вполне можно понять, почему инсайдеры часто стремятся ограничить доступ к известной им информации (с какой стати помогать потенциальным конкурентам?). Но в проекции «на жизнь» тут же задаешься вопросом, а может ли хоть что-то реальное выиграть общество в целом от того, что какая-то никем не выбранная группа решает, кому надлежит получать доступ к той или иной информации?

Причем делается это помимо общепринятых рычагов и механизмов, которые (в принципе, по крайней мере) уравновешивают интересы общества и изобретателей. Ответить на подобный вопрос не так-то просто.

Самый внятный аргумент о пользе для общества той секретности, что практикуется гильдией иллюзионистов, звучит примерно так. Широкой публике всякий трюк фокусников представляется тем более ценным, чем меньше публика знает о том, как это сделано. Понятно, что развить столь специфический аргумент на другие сферы жизни оказывается весьма затруднительно.

Для прочих технологий, отличных от магии и фокусов, секреты не дают никаких преимуществ. Знание того, как работает аудиоплеер или цифровой фотоаппарат, к примеру, никак не делает этот гаджет менее ценным для владельца.

Кроме того, говорит Эд Фелтен, далеко не факт, что общедоступная публикация информации о трюках делает их менее эффектными. Например, патент Хораса Голдина (Horace Goldin) на фокус с распиливанием человека пополам был оформлен еще в 1923 году и описывает в подробностях, как это делается. Однако трюк и поныне весьма востребован среди иллюзионистов, поскольку пользуется неизменным интересом у публики.

Теоретически, кто угодно может пойти в интернет, без труда найти и прочитать патент Голдина, потеряв всякий интерес к фокусу. Но на практике почти никто этого не делает. Более того, многие догадываются, как это устроено, но продолжают удивляться и восхищаться мастерством иллюзионистов.

Аналогично, уже давно запатентован и общеизвестен трюк Джона Гогена (John Gaughan) с полетами мага по воздуху. Но кому, кроме других фокусников, захочется штудировать данное описание, если зрителей реально восхищает вовсе не то, что маг летает (ежу понятно, что это обман зрения), а то, насколько реалистично и достоверно создается иллюзия полета…

Один из вполне отчетливых и бесспорных побочных эффектов секретности, свойственной гильдии иллюзионистов, – это то, что публика крайне редко знает имена подлинных новаторов в данном искусстве. Хорошо известны маги, умеющие делать красочные и масштабные шоу, однако очень редко упоминаются те, кто реально изобрел тот или иной трюк.

Внутри цеха магов-иллюзионистов принято всячески почитать великих предшественников, однако для широкой публики эти имена почти ничего не говорят. И кто знает, быть может вся эта область развивалась бы куда быстрее и динамичнее, была бы еще более новаторской и эффектной, если бы она была более открытой. Как, скажем, мир моды или свободного ПО.

[ВРЕЗКА]
Мираж интеллектуальной собственности

У Ричарда Столлмена, одного из главных лидеров движения за свободное ПО, есть небольшое, но весьма содержательное эссе под названием «Вы сказали интеллектуальная собственность? Это всего лишь притягательный мираж» [www.gnu.org/philosophy/not-ipr.xhtml].

Суть работы сводится к следующим идеям.

С некоторых пор стало модно валить в кучу копирайт, патенты и торговые марки – три отдельных и существенно разных сущности, подразумевающие три разных комплекса законов – и лепить на них всех единый ярлык «интеллектуальная собственность».

Этот искажающий суть и вводящий в заблуждение термин возник вовсе не случайно. Его умышленно продвигают компании, получающие от этой путаницы вполне определенные выгоды. И самый мудрый способ избежать путаницы – полностью отвергнуть сам термин.
Согласно профессору Марку Лемли (Mark Lemley) из Стэнфордской школы права, термин «интеллектуальная собственность» начал входить в речевой обиход после создания в 1967 году международной структуры World Intellectual Property Organization.

В 1970-е годы WIPO формально стала организацией в составе ООН, однако фактически всегда была и остается органом, представляющим интересы держателей копирайтов, патентов и торговых марок.

Термин «интеллектуальная собственность» несет в себе очевидный сдвиг предвзятости, который несложно углядеть: он предлагает воспринимать копирайт, патенты и торговые марки по аналогии с правами собственности на физические объекты.

Существенно, что эта аналогия находится в прямом противоречии с юридической доктриной законов о копирайте, законов о патентах и законов о торговых марках, но об этом знают лишь специалисты.

Все эти законы трактуют перечисленные вещи совсем не так, как законы о физической собственности, однако постоянное использование нового термина толкает законодателей к тому, чтобы постепенно менять законы в сторону стирания граней.

Поскольку такие перемены служат интересам компаний, практикующих собственность на подобные вещи, сдвиг в восприятии понятия «интеллектуальная собственность» их очень устраивает.

[КОНЕЦ ВРЕЗКИ]

Вместо WIPO нужна WIWO

Несмотря на большой интерес правоведов и экономистов к «пространствам отрицательной ИС», по состоянию на сегодняшний день мало кто берется предсказывать общую динамику будущего развития для сферы защиты интеллектуальной собственности.

Для одних, например, само понятие «интеллектуальная собственность» – это миф и мираж, под общей крышей искусственно сводящий весьма разные юридические категории (см. врезку). Для других (что особо поразительно, даже для некоторых профессиональных юристов), ИС – это неотъемлемое право объявлять «своим» все, до чего удалось дотянуться или надкусить.

(Достаточно вспомнить претензии «правообладателей» на такие вещи, как слова типа «окна» или «… inside», на числа большой длины, на какую-нибудь загогулину-логотип или прочую чепуху. Или – совсем недавний случай – объявленные одной адвокатской конторой «права собственника» на HTML-код страниц своего сайта, запрещенный к просмотру для посторонних, и на свое название, запрещенное для упоминания собственным клиентам без разрешения владельца…)

Для третьих, наконец, ИС – это сплошной обман народа, поскольку «собственность», по определению, может принадлежать или тому, кто ею законно владеет, или тому, кто ее украл. А если у кого-то было и осталось во владении нечто такое, что потом стало также доступно и другим, то это можно называть разными словами, но никак не «собственностью».

В этой связи вполне уместно напомнить о важном событии трехлетней давности, когда в октябре 2004 года Генеральная ассамблея WIPO, Всемирной организации интеллектуальной собственности, согласилась принять выдвинутые Аргентиной и Бразилией «Предложения о повестке развития для WIPO» [www.wipo.int/edocs/mdocs/govbody/en/wo_ga_31/wo_ga_31_11.pdf ].

Эти предложения, широко поддержанные развивающимися странами и большим количеством общественных организаций развитых государств, настойчиво рекомендуют WIPO переключиться с поддержки интересов крупных частных владельцев на обеспечение благосостояния общества в целом, в первую очередь – на обеспечение достойных и справедливых условий для развивающихся стран. В основу этого документа легла «Женевская декларация о будущем WIPO», подписанная многими сотнями известных ученых и общественных деятелей [www.cptech.org/ip/wipo/genevadeclaration.html ].

Женевская декларация стала серьезным шагом к созданию широкой коалиции людей, организаций и стран, требующих, чтобы международное сообщество переосмыслило цели и механизмы предоставления монопольного контроля над разными видами знаний. Этот документ в достатке предлагает конструктивных и конкретных предложений по реформированию целей и приоритетов WIPO, предоставляя множество аргументов в пользу преобразования существующих законов о копирайте и патентах, чтобы они лучше служили интересам всего человечества, а не узких групп с корыстными интересами.

Сжато обобщая идеи Женевской декларации, Европейский Фонд свободного ПО (FSF Europe), сформулировал суть реформ примерно так:

[Вместо WIPO] нам нужна World Intellectual Wealth Organisation, Всемирная организация интеллектуального благосостояния, сосредоточенная на поиске и поощрении новых плодотворных путей к развитию и распространению знаний.

Гарантирование ограниченной монополии и ограниченного контроля над какими-то видами знания может быть частью инструментария этой новой организации, но далеко не единственной частью, и даже, возможно, не самой важной частью…