( Февраль 2021, idb )
Продолжение цикла публикаций, возвращающих в нашу жизнь важные, но умышленно изъятые страницы из истории науки и литературы – вместе с чрезвычайно редкой книгой от генерала-криптографа Франсуа Картье. Предыдущие части цикла: первая, вторая , третья .
В данной части цикла публикуется особо важная глава книги Картье под названием «Новый документ». Важность её обеспечивают сразу два обстоятельства. Во-первых, именно здесь предоставлено развёрнутое, с конкретными примерами объяснение того, как был выявлен и дешифрован уникальный исторический документ – тайная и полностью зашифрованная автобиография Фрэнсиса Бэкона.
А во-вторых, здесь же авторитетным профессионалом-криптологом дано бесспорно компетентное и абсолютно однозначное подтверждение того факта, что в текстах древних книг действительно содержится тайное послание потомкам, причём послание это расшифровано в целом правильно…
Для всей современной науки, однако, – от гуманитарных дисциплин типа истории или литературоведения и вплоть до точных математических, вроде криптографии, – этого уникального документа никогда не было и по сию пору словно не существует. И дабы стало понятнее, каким образом столь удивительные случаи массовой слепоты в образованном обществе могут происходить, очень полезно привести следующую характерную цитату из серьёзной современной книги, анализирующей именно эту тематику (Barry R. Clarke. The Shakespeare Puzzle: a Non-Esoteric Baconian Theory, 2007):
[В конце XIX века] Элизабет Уэллс Гэллап (1848-1934), американская астрологиня и директор средней школы, приняла криптографический вызов. Используя двухлитерный шифр Бэкона, она продемонстрировала много больше, чем её предшественники. Не только Фрэнсис Бэкон был тайным сыном королевы Елизаветы и графа Лестера, но также их сыном, оказывается, был ещё и граф Эссекс. Все эти «факты» она открыла в книге «Двухлитерный шифр Фрэнсиса Бэкона», опубликованной в 1899 году. К несчастью, как и Доннели до неё, она недооценила объём трудов и затрат, требующихся для типографского набора тайных посланий в тексте Первого Фолио с помощью шрифтов двух разных типов.
. . .
Уильям и Элизебет Фридманы, два профессиональных криптолога – Уильям возглавлял криптоаналитическое бюро Армии США в годы Второй мировой войны – в своей книге «Проверка Шекспировских шифров» (1957) пришли к заключению, что метод миссис Гэллап для выявления посланий в Первом Фолио не может быть воспроизведён другими, а потому является ненаучным.
Второй абзац цитаты – это единственное в данной работе упоминание о профессиональных криптологах, Уильяме и Элизебет Фридманах, а также об их знаменитой книге, якобы «окончательно поставившей крест» на всех криптографических аргументах в Бэкон-Шекспировском вопросе. На самом деле, однако, существуют неопровержимые и общедоступные доказательства, свидетельствующие о том, что книга Фридманов – это умышленная ложь, намеренно сфабрикованная для внедрения дезинформации по стандартным рецептам секретных спецслужб.
Самое же интересное, что главные документы, подтверждающие столь сильное заявление, подписаны лично авторами книги-фальсификации, Уильямом и Элизебет Фридманами. И убедиться в этом может кто угодно – если имеется доступ к бесценным хранилищам Интернет-архива…
Что же за документы на данный счёт можно найти среди сокровищ сайта https://archive.org/ ?
История прихода супругов Фридманов в область криптографии, что общеизвестно, началась с поместья Riverbank близ Чикаго, где текстильный магнат «полковник» Джордж Фабиан устроил свой частный научно-исследовательский институт или Ривербэнкские лаборатории. Одной из главных целей этого «института» стали расширение и популяризация дешифровальных работ миссис Элизабет Гэллап, а задачей другой – генетические исследования для улучшения сельского хозяйства.
Поскольку молодой учёный-биологУильям Фридман, приглашённый Фабианом в 1915 году возглавить генетическое подразделение, кроме того хорошо владел техникой фотографии, Фабиан попросил его помочь и подразделению криптографии миссис Гэллап. Где для задач анализа и дешифрования старинных книг были очень полезны увеличенные фотокопии страниц и фрагментов текста.
Молодой учёный, естественно, помочь даме согласился, а поскольку там же в поместье Фабиан наладил и печатание собственных книг для массового распространения успехов Лаборатории, в 1916 году вышел том под названием «Фундаментальные принципы Бэконовских шифров в приложении к книгам 16-го и 17-го столетий» (George Fabyan. Fundamental principles of the Baconian ciphers, and application to books of the sixteenth and seventeenth centuries. Riverbank Company, 1916. В интернет-архиве см. раздел https://archive.org/details/fundamentalprinc00faby ).
Практически все иллюстрации в этой работе, подчёркивающие особенности двухлитерного набора текстов в книгах бэконовской эпохи, содержащих шифры, были сделаны Уильямом Ф. Фридманом. Причём каждая из таких фотокопий непременно Фридманом подписана – в правом нижнем углу.
Приведённая здесь иллюстрация с особенностями шрифтов – снимок страницы из Первого Фолио со списком актёров театра шекспировской труппы – особо интересна для нашей истории вот по какой причине.
В том же 1916 году Фабиан, расширявший криптографическое подразделение, нашёл в помощницы для миссис Гэллап молодую и смышлёную филологиню по имени Элизебет Смит. Быстро освоив устройство и принципы применения бэконовских шифров, девушка успешно сдала проверочные дешифровальные тесты – и надолго осела в Ривербэнкских лабораториях, став вскоре одной из ведущих криптографинь.
В архивах, что примечательно, сохранились листы этих проверочных тестов. Со временем данные материалы переместились в хранилища Нью-Йоркской публичной библиотеки, а ныне фотокопии листов – причём все с личной подписью Элизебет Смит – также можно найти в Интернет-архиве (раздел https://archive.org/details/ESFEarlyDeciphermentsAtRiverbank ).
На приведённой здесь иллюстрации подписанный лист показывает, как Элизебет Смит успешно извлекает скрытое зашифрованное послание именно из той страницы Первого Фолио, что была подготовлена Уильямом Фридманом – из страницы со списком актёров шекспировской труппы.
Попутно с этими интересными делами между молодыми людьми – Фридманом и Смит – завязались романтические отношения, причём генетик-фотограф всерьёз увлёкся не только девушкой, но и её дешифровальными занятиями. Так что вскоре последовали не только восход «отца современной криптологии» Уильяма Ф. Фридмана, но также свадьба и очень долгий, продлившийся всю остальную жизнь супружеский союз двух выдающихся криптографов. Прославившихся, правда, уже потом и на сугубо государственной дешифровально-разведывательной службе…
Почему и с какой целью супруги Фридманы через сорок лет сфабриковали книгу, полностью искажающую правду о делах их молодости – на данный счёт, скорее всего, честных свидетельств с признаниями авторов просто не существует.
Но зато по-прежнему существует и постепенно становится общедоступным честное и компетентное свидетельство от другого очень авторитетного криптолога – книга генерала Франсуа Картье о Тайной автобиографии Бэкона, зашифрованной его двухлитерным шифром.
Плюс текст собственно Документа, ясное дело…
# #
[начало фрагментов перевода]
НОВЫЙ ДОКУМЕНТ
[ стр. 44-59 книги Картье ]
[В предыдущих главах] Мы указали, в чем заключается криптографическая система Фрэнсиса Бэкона, и привели два несколько озадачивающих примера коротких документов, зашифрованных данным методом. По сути дела, эти зашифрованные тексты не представляют никакого научно-исторического интереса, а потому вообще неясно, для чего кем-то было сочтено целесообразным их таким образом скрывать. Кроме того, можно лишь фантазировать, кто реальный автор не подписанного первого документа, и действительно ли Фрэнсис Бэкон является, судя по подписи, автором второго.
Но как бы там ни было, обширные исследования, проведённые над теми печатными трудами, что были опубликованы на территории Англии во времена Фрэнсиса Бэкона, дали весьма впечатляющие результаты, о сути которых мы расскажем с некоторыми подробностями. Прежде всего, достоверно установлено, что в шестнадцатом столетии некоторые печатники использовали для букв две формы шрифтов. Неоспоримым доказательством этого факта являются следующие две фотокопии страниц. Следовательно, использовать разные формы букв для встраивания в текст шифра было несложно.
На следующей иллюстрации мы приводим две формы букв, использованных в том конкретном примере шифрования, что имеется в работе Бэкона De Augmentis Scientiarum издания 1623 года.
Теперь же рассмотрим такой пример, приведённый в издании 1623 года и являющийся ничем иным, как первым письмом Цицерона, и в котором даже не особо натренированный глаз сразу же заметит резкое отличие двух типографских форм, используемых для каждой из букв, будь они заглавные или строчные.
Разобьём этот текст на группы по пять букв, отсчитывая от начала, и пометим точками буквы формы A и вертикальными штрихами буквы формы В. После чего, переведя пятёрки в буквы с помощью алфавита соответствий Фрэнсиса Бэкона, мы обнаружим, что зашифрованный так текст является ничем иным, как донесением спартанцам. Работа по дешифрованию представлена на следующей иллюстрации: мы разметили обе формы букв только в первых двух строках, оставив читателям, если это их заинтересует, труды по разметке и чтению остальной части текста.
Следует отметить, что издание, из которого взят вышеприведённый текст, содержит ошибку набора в двенадцатой строке, где следует читать qui pauci sunt вместо qui parati sunt.
Дешифрованный текст выглядит так:
Perditae Res. Mindarus cecidit. Milites esuriunt. Ne que hinc nos extricare, neque hic diutius manere possumus.
Как мы уже говорили ранее, те типографские формы, что практически использовались Фрэнсисом Бэконом, не столь легко поддаются распознаванию, как в приведённом выше примере. Рассмотренные же здесь тексты позволяют нам оценить трудности, связанные как с идентификацией двух форм шрифта A и B, так и с объёмами связанных с этим исследований.
Данные трудности, однако, не только не обескуражили тех американских криптологов, которых мы уже упоминали, но и не ослабили их проницательность. Полученные результаты делают большую честь полковнику Фабиану, возглавлявшему исследования, и в особенности миссис Элизабет Уэллс Гэллап и Кейт Уэллс, которые выполнили их непосредственно.
Тот факт, что зашифрованные данным методом документы ускользали от исследований всего мира на протяжении трёх столетий, – уже само по себе неоспоримое доказательство того, насколько превосходен оказался этот криптографический процесс для тех условий, в которых он применялся.
Само собой разумеется, что с технической точки зрения чистой криптографии, как мы уже указывали в выпуске журнала Mercure de France № 563 (от 1 декабря 1921 года), система Фрэнсиса Бэкона сводится к простой замене, которая, по сути дела, как шифр никакой стойкости не даёт. Но с практической точки зрения эта система способна обеспечивать высокую степень засекречивания, если грамотно варьировать алфавиты и использовать 32 возможных расположения двух форм букв в группах по 5.
Хотя две формы типографских знаков часто встречаются в очень большом количестве книг XVI века, для шифрования посланий они используются не всюду, а лишь в некоторых фрагментах текста. Распознать подобного рода места обычно можно благодаря тому факту, что знаки одной и другой формы распределены здесь равномерно по всему тексту.
В частности, для первичного анализа особо полезны оказываются буквы заглавные, потому что они, в отличие от букв строчных, не требуют для разглядывания увеличительного стекла, делающего это занятие в течение длительного времени весьма утомительным и даже ограничивающим продолжительность сеансов такой работы. Нет нужды, наверное, подчёркивать, что для подобного типа исследований необходимо идеальное зрение, в дополнение к которому требуются хорошая зрительная память и отточенные до совершенства навыки работы.
Поскольку документ, который мы будем публиковать далее в дословном и полном виде, скорее всего вызовет множество комментариев, а некоторые части этого документа почти наверняка столкнутся и с очень серьёзными возражениями, мы полагаем, что должны настаивать здесь на следующем факте. На том, что с криптографической точки зрения мы лично провели проверку целого ряда текстов, а потому считаем, что вся эта дискуссия должна оставить в стороне вопросы о достоверности собственно дешифрования, ибо для нас это выглядит бесспорным.
Для тех читателей, кого могут заинтересовать подробности этого анализа, мы предлагаем исследовать две формы знаков, обнаруживаемые в книге Бэкона Novum Organum издания 1620 года, один из экземпляров которой хранится в Национальной Библиотеке.
Для удобства работ по дешифрованию полезно так расположить две формы букв, чтобы они находились одна над другой, а буквы текста, подлежащие идентификации, последовательно сравнивать с шаблонами. Такого рода расположение элементов проиллюстрировано в следующей таблице, где надо вырезать прямоугольные окошки в затушёванных точками местах.
Если применить такие табличные транспаранты к странице 192 упомянутого документа, то можно самостоятельно проверить те принципы дешифрования, о которых идёт здесь речь.
Интересная часть страницы 192 выглядит так:
7.———————- n se rudimenta quaedam exilis Caloris habet, licet non hucus que, vt ad tactum percipiatur. Nam nee ea ipsa quae putrefacta soluuntur in animalcula, vt Caro Caseus, ad tactum percipiuntur Calida; neque lignum putre, quod noctu splendet, deprehenditur ad tactum Calidum, Calor autem in putridis quandoque se prodit per odores tetros et fortes.
8. Primus itaque Caloris gradus, exijs quae ad tactum humanum percipiuntur Calida, videtur esse Calor animalium, qui bene magnam habet graduum latitudinem; Nam infimus gradus (vt in insectis) vix ad tactum deprenditur; Summus autem gradus vix attingit ad gradum Caloris radio rum Solis in regionibus et temporibus maxime feruentibus; neque ita acris est, quinto.
Дешифрованное послание в этом фрагменте показано ниже, где буквы исходного текста сгруппированы по пять, форма A обозначена коротким тире «-», а форма В косой чертой «/».
Результат дешифрования выглядит так:
If he shall publish what is conceal’d herein let him winnowe it well. If he doe this not, the booke must displease which should afford pleasure.
Если он опубликует то, что здесь сокрыто, то пусть хорошенько просеет. Если же он этого не сделает, то книга вызовет недовольство [даже в том] что должно доставлять удовольствие…
В тексте этого фрагмента имеется явное указание на то, что в книге есть нечто сокрытое, а дешифрованное послание, скорее всего, как напутствие обращено к тому, кто займётся расшифровкой, сколь бы трудным это дело ни было.
Данные исследования не ограничивались изучением Novum Organum, они охватили всю библиографию того времени, все те книги, где различные формы букв, прописные или строчные, прямые или курсивные, могли приводить к предположениям о существовании криптографических текстов.
Результат этих расследований представлен ниже – это история самого Фрэнсиса Бэкона. Она не была обнаружена в какой-то одной книге, поскольку автор её, вероятно, посчитал более безопасным или благоразумным распределить её в большом количестве документов. Фактически, она была воссоздана по фрагментам, которые были найдены в следующих работах, несущих авторскую подпись Фрэнсиса Бэкона :
A Declaration of the Treasons of Essex, 1601;
Of the Advancement of Learning, 1605;
Novum Organum, 1620;
The Parasceve, 1620;
History of Henry the Seventh, 1622;
Historia Ventorum, 1622;
Historia Vitae et Mortis, 1623;
De Augmentis, 1623; De Augmentis, 1624;
The Essays, 1625;
New Atlantis, 1635;
Natural History, 1635.
Кроме того, что ещё более удивительно и, несомненно, поразит наших читателей, дешифровальные работы могли приводить к произведениям, подписанными другими именами:
Timothy Bright: A Treatise of Melancholy, 1586;
Robert Burton: The Anatomy of Melancholy, 1628;
Robert Greene: The Mirror of Modesty, 1584; Planctomachia, 1585; Euphues, 1587; Morando, 1587; Perimedes, 1588; Pandosto, 1588; The Spanish Masquerade, 1589;
Ben Jonson: The Folio, 1616;
George Peele: The Arraignment of Paris, 1584;
William Shakespeare: Midsummer Night’s Dream, 1600; Much Ado about Nothing, 1600; Sir John Oldcastle, 1600; Merchant of Venice, 1600; London Prodigal, 1605; King Lear, 1608; Richard the Second, 1615; The Whole Contention, 1619; Pericles, 1619; Romeo and Juliet (?); The First Folio, 1623;
Edmund Spenser: Shepherd’s Calendar, 1579-1611; Complaints, 1590-1591; Colin Clout, 1595; Fairy Queen, 1596-1613.
Фрагменты этой истории уже были опубликованы в Америке и породили разного рода дискуссии, особенно в отношении часто обсуждаемого вопроса о происхождении произведений Шекспира. Здесь же публике впервые представлен весь набор дешифрованных текстов, составляющих историю Фрэнсиса Бэкона. Мы приводим её в том виде, в каком она вышла как результат работы дешифровальщика; только лишь архаичные слова приведены здесь к их нынешнему виду для удобства чтения.
Какие выводы следует тут сделать с точки зрения истории литературы и вопросов об авторстве определённых произведений? Принимая решения на данный счёт, мы явно вышли бы за рамки нашей роли, которая заключается в том, чтобы просто распространить неопровержимые документы. Оставив для других заботы о том, как теперь выстраивать умозаключения и что делать с разваливающейся системой прежних взглядов.
Каждую главу английского текста оригинала сопровождает сокращённый до сути аналитический перевод. Полностью переведена только самая последняя глава, носящая название «К дешифровальщику«.
# #
ПРИЛОЖЕНИЯ
[ стр. 220-225 Оригинала ]
D
Фрэнсис Бэкон, похоже, испытывал некоторое беспокойство по поводу эффективности того метода, который он использовал, записывая свою историю таким образом, чтобы она ускользала от его современников, но была наверняка расшифрована криптологами будущего.
Именно этим, вероятно, объясняется многочисленность криптограмм, намекающих на существование его автобиографии, а также предосторожности подстраховки, отмечаемые в случаях многократного шифрования одних и тех же фрагментов.
Следующий дешифрованный пассаж из Novum Organum, издания 1620 года, стр. 122, свидетельствует о предмете его главной заботы:
Since the part which doth contain the story of my birth is one I cannot have lost, it is frequently given. The directions to the decipherer oft occur for it cannot be that he doth decipher everything I write, yet if but a part be done, it would be sufficient doubtless to reveal the history.
Поскольку та часть, которая содержит историю моего рождения, – это то, что не должно потеряться, она даётся часто. Также часто появляются советы для дешифровальщика, потому что он не сможет расшифровать всё, что я пишу, но если будет сделана хотя бы часть, этого несомненно будет достаточно, чтобы раскрыть подлинную историю.
А вот здесь, с другой стороны, мы имеем следующий пример повторения текста из второго параграфа автобиографии, представленной в журнале Mercure de France № 581, страница 301 :
The principal work is, as you may suppose, writing a secret story of my own life as a true history of the times.
Главная работа, как вы можете догадаться, состоит в написании тайной истории моей жизни – как подлинной истории этого времени.
Две следующие иллюстрации – это фотокопии страниц 188 и 189 книги Бэкона Novum Organum, издание 1620 года.
Отмеченные чертой буквы относятся к форме В, не отмеченные – к форме А. Криптограмму составляют только курсивные буквы. На стр 188, в конце второй строки, вертикальной стрелкой отмечено начало разбиения на пятибуквенные группы, которые содержат следующий зашифрованный текст:
… Th’ principall history is, as you may suppose, my owne, yet it is soe much mixt or twin’d into manie others herein, that it is a taske putting them together, as you perhaps well know. The work will not be complete untill my death. It may then fall short of many things I have long desir`d to chrystalise, as might be said, in a solide, unperishing rock. However, when deathe shall cut short my toyle, there should bee another to carry it forward that it may lacke as little as possible.
Главная история, как вы можете догадаться, это моя собственная история. Однако она так сильно переплетена со множеством других, как вы знаете, что сложить их все вместе это действительно задача. Работа эта не закончится вплоть до моей смерти. Она может и не добраться до многих вещей, которые я давно хотел бы изваять, так сказать, в виде прочного каменного монумента. Однако, когда смерть оборвёт мои труды, то найдётся кто-то другой, способный донести это так, чтобы лакун не было настолько, насколько это возможно.
Чтобы самостоятельно сделать расшифровку, тем читателям, кого это заинтересует, надо выписать буквы пятёрками, начиная с места, помеченного стрелкой, размечая их следующим образом:
baaba aabbb abbba baaaa abaaa…..
и так далее, а затем перевести эти комбинации в алфавит Фрэнсиса Бэкона, описанный в журнале Mercure, № 563, стр. 389.
Следующая иллюстрация представляет собой фотографию страницы 9 той же самой книги Бэкона (Novum Organum, издание 1620).
Здесь формы A и B обозначаются так же, как в предыдущем случае, то есть буквы формы B помечены чертой, без пометок чертой – буквы формы А.
Группировка букв должна начинаться с позиции вертикальной стрелки следующим образом :
babba aabaa baaba aaabb abbab aabaa
и так далее.
Дешифрованный текст выглядит так:
… Yet doe I maintaine that the principal work hath beene, or is, writing a secret storie of my owne life, as well as a true historie of th` times, in this greater cypher…
… И все же я считаю, что главной моей работой было – или является – написание тайной истории моей собственной жизни, а также правдивой истории нашего времени, посредством этого великого шифра…
# #
Фрэнсис Бэкон (слева) и Роберт Дадли, граф Лестер (справа)
Жизнь Бэкона, как он рассказывает её двухлитерным шифром
Краткий пересказ Главы IV
[ стр. 99-101 в книге Картье]
Когда вышли из печати несколько разных его произведений, Фрэнсис Бэкон надеялся, что так он сможет завоевать расположение отца, лорда Лестера, а уже через него получит и то, что могла бы воздать ему за такие труды и мать, королева Елизавета. Граф Лестер, однако, спокойно пользовался королевскими милостями в личных целях и совершенно не желал вмешиваться в отношения королевы с принцами.
Вопрос о выгодном для страны замужестве Елизаветы по-прежнему стоял на повестке дня, самой же королеве было вполне достаточно той церемонии, которая сопровождала её тайную свадьбу в Тауэре, и говорила она – не без оснований – об этом так: «Чем меньше глаз в качестве свидетелей, тем меньше языков, свидетельствующих о том, что было» .
Солнце процветания графа Лестера восходило тогда всё выше – вместе с тем, как королева осыпала его милостями. Сначала он получил должность Королевского конюшего, что давало ему желанное место в королевских процессиях, сразу же после монаршей особы. Также он был награждён Орденом Подвязки, титулом барона Денби, тайного советника Её Величества и так далее.
Все эти знаки внимания для людей наблюдательных делали совершенно очевидным, что между королевой и Лестером имеются некие прочные связи, защищавшие его при любых обстоятельствах. Многоопытные придворные догадывались также и о кровном родстве между графом Лестером и Фрэнсисом Бэконом.
В записях Бэкона рассказывается, что отец его предусмотрительно собрал целый пакет документов: свидетельство о рождении Фрэнсиса, подписанное придворным врачом, и заверенные письменные свидетельства акушерки и повитухи; свидетельства об отказе королевы оставаться в изоляции в период беременности, а также, на седьмом месяце, об отказе признать себя беременной и замужней; свидетельства о том, что рождение Фрэнсиса произошло незадолго до появления мертворождённого сына леди Бэкон, что позволило подменить одного ребёнка другим. Все эти документы показывали, каким образом было сделано так, чтобы не было никаких доказательств тому, что Фрэнсис ребёнок королевы, а не леди Бэкон.
Графу Лестеру хотелось устроить дела вокруг наследника таким образом, чтобы вопрос о престолонаследии обсуждался вообще без упоминания смерти королевы. Поскольку сама Елизавета вообще не желала обсуждать подобные вещи, Лестеру пришлось обратиться непосредственно к Парламенту, где он предложил закрепить права на корону за королевой и за «наследниками её тела».
Такая формулировка, казалось, должна была устроить Елизавету. Однако прийти к согласию не удалось. Королева наотрез отказалась признать, что она замужем и имеет детей.
Именно тогда Королевский совет стал настаивать на замужестве Елизаветы и особо рекомендовал кандидатуру герцога Анжуйского. Королеве были приятны ухаживания герцога и других претендентов, однако ни с кем из них о браке она не договорилась.
«Много было женихов, с которыми она исполняла фигуры этого танца, то приближаясь, то отступая, то ведущая, то ведомая – в сладостном сопереживании с призывами музыки. Но как только звуки музыки кончались – а этого никто не мог услышать, кроме неё или моего отца – и ноги танцовщицы вели далее куда угодно, но только не к высокому алтарю Гименея.»
Все эти королевские смотрины женихов, естественно, были весьма неприятны и мучительны для графа Лестера. А поскольку, по словам Бэкона, «актёром он был в высшей степени бесхитростным», то действия Лестера часто доставляли неприятности советникам королевы, работавшим на главу королевского правительства Уильяма Сесила, барона Бёрли.
В конечном же счёте случилось так, что всем пришлось отказаться от своих надежд. Как от надежд увидеть королеву замужем в династическом браке, так и от надежд, что она признается в замужестве за графом Лестером и в своём двойном материнстве.
Примерно тогда же начала расти и благосклонность родителей к младшему сыну, графу Эссексу, которому при дворе стал открыто покровительствовать отец, лорд Лестер, уверенный в том, что его старший сын, Фрэнсис, предпочитает заниматься науками.
Это соперничество между двумя братьями разрушающе сказывается на узах прежней дружбы, связывавшей их с детства. Отчего Фрэнсис испытывает глубокое разочарование и сожаление.
# #
[ стр. 92-99 : дешифрованные тексты Оригинала ]
BACON’S LIFE
AS HE TELLS IT IN THE BILITERAL CIPHER
Chapter IV
I was in good hopes when my divers small poems might be seen in printed form, the approval of Lord Leicester might be gained — he, in a way, having matters in his hands regarding the recognition and the remuneration her majesty should offer, suitably rewarding so great labors. I had faith in my sire, who, whilst now he loveth his peace and quiet enjoyment of the royal kindness so much, no love of his offspring is manifest, hath in his natural spirit that which yet might lead to a matching of a royal spouse against the princes, that a balance be maintained.
In truth, had not our far seeing sire exercised more than the degree that was his wont, or his privilege, of authority, Elizabeth had rested content with the marriage ceremony performed in the Tower. Being quite bent upon secrecy, she with no want of justice contended. « The fewer eyes to witness, the fewer tongues to testify to that which had been done. »
The Earl of Leicester then foresaw the day when he might require the power this might grant him, and no doubt this proved true, for his sun of prosperity rose high. By degrees he was given title and style suiting so vain a mind better than would the weight of government, were that conferred on him.
He was first made Master of the Horse; this gave him control of the stables, and gave him such place in the royal processions as he very truly desired, next her majesty; also she conferred upon him the Order of the Garter, likewise the titles of Baron of Denbigh, her Highness’ Privy Councillor, et caetera.
It must, to most men who shall observe well, become quite evident that this aspiring parent, as was fully proven to the councillors, knew Elizabeth (who so far had known never a master) now feared neither people nor Pope. He ran no risk of making shipwreck of his fortunes, being always under more favorable auspice than other men.
Two wings, I may truly term them, such shelter they afforded, — the one of the royal secrecy at a time when silent wisdom weighed more than gold, the other a quality of fearlessness no less royal, overshadowed his head wherever he might be. Rail as other men might, unmoved amidst scorn and envy, lie maintained such manifest assurance of the favor granted him, that the shrewdest courtiers guessed, although all purpose and proof seemed lacking, somewhat of our intimacy in blood. Indeed this did suit his own plan, without arousing most obstinate opposition on the part of Queen Elizabeth.
He it was who procured that certificate of my birth from the court physician, the sworn and witnessed testimonies of both midwife and the attendant, the story of the queen’s objection to sequestration although urgently desired — Queen Elizabeth remaining with her ladies, courtiers, foreign princes and ambassadors, Lords of the Privy Council and such others around her, unwilling in the seventh month to proclaim herself a woman wedded and pregnant — and my adventitious arrival shortly precedent to birth to well beloved Lady Bacon of her still-born child, so that none could find proof that I was not her own.
The desire of my father was to make these affairs so well understood that the succession should be without question. To my mother no such measure was pleasing. By no argument, how strong soever, might this concession be obtained, and after some time he was fain to appeal the case for us directly to Parliament to procure the crown to be entailed upon Elizabeth and the heirs of her body.
He handled everything with greatest measure, as he did not press to have the act penned by any declaration of right, also avoiding to have the same by a new law or ordinance, but choosing between, the two, by way of sure establishment, under covert and indifferent words, that the inheritance of the crown, as hath been mentioned here, rest, remain and abide in the queen. And, as for limitation of the entail, he stopped with the heirs of the queen’s body, not saying the right heirs, thereby leaving it to te law to decide, so as the entail might rather seem a favor to her — Elizabeth — and to their children, than as intended disinherison to the house of Stuart. It was in this way that it was framed, but failer in effect on account of the ill-disposition of the queen to open and free acknowledgment of the marriage.
Elizabeth, who thought to outcraft all the powers that be, suppressed all hints of her marriage, for no known object if it be not that her desire to sway all Europe had some likelihood, thus, of coming to fulfillment.
All suitors — much as the first comer — for some reason had such hope of success as turned some heads, no mention being made of impediments. Most wise councillors long petitioned the queen, though it only wounded the earl, her own lawful spouse — I think for the purpose of making a good, founded title to both royal scepters — urging hotly Monsieur le Due de Anjou’s suit. Not all at one on the point of religion — the Duke paying the compliment of an arrangement whereby their sons should receive instruction in the Roman Catholic faith, the daughters in the Protestant — all, it must surely at last be found, have many like subtle or purely diplomatic traits.
I did find this, in my calm, true adjustment at the end of improper, long continued negotiations, no one played the drama with true skill save Elizabeth. All are born, all die; though each must play many parts, he findeth no part that is his alone.
In wise Solomon’s words : « There is nothing new’neath the sun. » Many have, it may be, acted this part my proud mother played — few so successfully. It might check princes in pride to imagine France and England united — as great powers singly as some of the neighboring ones. It stared in the eyes both proud kings who had made a futile trial, as coldly as arctic snows.
She loved the admiration of all men, especially of princely visitors coming to woo. Her wisdom, however, saved her in this, as the love of devotion was the surface of her character — not a main current.
Many were the suitors, with whom she executed the figures of a dance, advancing, retreating, leading, or following in sweet sympathy to the music’s call. But ever there was a dying fall in these strains — none might hear only she or my father — and the dancer’s feet never led to Hymen’s lofty alter, thereafter.
I fain would attest how painful this acting parts soon, naturally, did seem to my father. For, said he, « A mortal man many speak falsely upon occasion, but he were a strange man who dared live a falsehood. »
Nevertheless, he did live the unacknowledged husband of Queen Elizabeth, my mother. But he was an unwise and most artless actor, and oft did give sad trouble to some of our managers or controllers, those in the haughty Burleigh’s employ, or the band and glove associates who served as his factors.
The times were not a bad schoolmaster, When I resumed my former study of the state of the nations, and patiently worked out the model of government, my most potent reason may be justly gathered; for I then did trust to my father’s hopeful spirit as a son naturally should.
Any such measure found no regard in the sight of the vain minded Queen Elizabeth whose look traineth men as vain as her own self. The would-be idol of half the great princes of Europe — concluding it would be less pleasing in a few years to have all the people know that she was the wife of the Earl of Leicester, than suppose her the Virgin Queen she called herself, — both props and shields alike despised, nor did she at any subsequent time reverse her decision. For such a trivial, unworthy, unrighteous cause was my birthright lost.
A fear seemed to haunt her mind that a king might suit the mounting ambitions of a people that began to seek New Atlantis beyond the western seas. Some, doubtless, longed for a royal leader of the troops, when war’s black eagle threatened the realm, which Elizabeth met in two ways — by showing a kingly spirit when subjects were admitted into the presence chamber, and by the most constant opposition to war, as was well known to her council.
Many supposing miserly love of gold uppermost in mind and spirit, made but partial and cursory note of her natural propension, so to speak, or the bent of the disposition. For, behind every other passion and vanity moving her, the fear of being deposed rankled and urged her to a policy not yet understood.
The wars of Edward, called the Third, — but who might be named the first among heroes, — and of his bold son, known as Edward the Black Prince; of brave Henry the Fifth; and her grandsire, Henry the Seventh; as well as one of her father’s short strifes, were not yet out of the memory of the people.
Many pens kept all these fresh in their minds, She as a grave physician, therefore, kept a finger on the wrist of the public, so, doubtless, found it the part of prudence to put the princes, — my brother, the Earl of Essex, and myself — out of the sight of the people.
Yet in course of time, the Earl of Leicester, our subtle father, handled matters so that he came nearer to obtaining the crown for my brother than suited my wishes and claims, making pretense of consulting my tastes and fitness for learning.
A son can never share in regal and governing duties, but Essex at one time grew very arrogant, having for a fair season our gay mother’s honorable and sustaining favor, and the aidant interest of our father. At that time I knew my own claim to favor must, yielded publicly, be as truly yielded up afterwards.
Daily I see cause of this constantly increasing dread, in the favor shown to my brother rather than of myself, despite the priority of my claim to all princely honor. And the frenzied eagerness he doth betray, — when these shows and vauntingly marked favors, give confirmation strong as proofs of Holy Writ of my wisdom, — maketh me to inquire sadly in my own heart whether my brother returneth my warm affection.
The love I bear him is as fresh at this day, as it was in his boyhood, when the relationship was for some time so carefully kept unknown — as the fact was, for years, guarded of our high birth and station. Not a thought then entered the brain it was not a pleasure for us to share. Our joys were two fold, our sorrows all cut in twain; but the pride of his heart having been aroused, my eyes can but note the change, for he seldom doth keep the former ways in remembrance.
Even in is manner now, I think, one thought hath a voice : « Without a brother like mine that hath come before me by six short years, I could rely wholly upon myself, and furthermore, be the heir to England’s throne ». Nothing so open, so unmistakable; but at times he maketh a great show, stranger to my heart than the cold, ungratious manner.
When this spirit of kindness is felt no more — when this shall be lost — the mind can furnish few thoughts, wrought through pain, from memories of the past hours of joy, to comfort and console it. When the heart hath suffered change, and a breach beginneth to widen, no words fill it up. An altered affection, one weakly parteth from, of need, — for no redress is suitable.
# #
# # #
Дополнительное чтение:
Как рождаются криптослужбы. Нетривиальные причины, по которым в поместье текстильного магната и эксцентричного миллионера американским правительством была установлена благодарственная мемориальная доска от Агентства национальной безопасности США.
Если дело дойдёт до суда… О фактах и аргументах в спорах вокруг Бэкон-Шекспировского вопроса.
Тексты о ключевой роли Уильяма Фридмана в тесных взаимосвязях между современными методами работы криптоспецслужб и древней криптосистемой Фрэнсиса Бэкона: Выпиливание реальности ; Тайны криптографической могилы (часть 1 ; часть 2 ; часть 3 ).
# #
Основные источники:
François Cartier, Un problème de Cryptographie et d’Histoire. Paris: Editions du Mercure de France, 1938
Barry R. Clarke. The Shakespeare Puzzle: a Non-Esoteric Baconian Theory, 2007
George Fabyan. Fundamental principles of the Baconian ciphers, and application to books of the sixteenth and seventeenth centuries. Riverbank Company, 1916
Elizebeth Smith Friedman, early decipherments at Riverbank (1916-06). New York Public Library Manuscripts & Archives Division
kiwi arXiv 